::: Начало :::
Михаил Тимофти - Автобиографическая книга - Исповедь

От автора

       Идея создания книги принадлежит моему сыну Евгению. В минуты отдыха я часто рассказывал ему о своей жизни и он стал настаивать, чтобы я написал книгу об этом. Вообще-то у меня и в мыслях не было заняться мемуарами. Хотя – часто появляется потребность рассказать о себе, о своих родных, о друзьях, о некоторых событиях из жизни. Постараюсь вернуться к началу своей сознательной жизни и поэтапно прийти в настоящие дни. Насколько смогу…

* * *

       Душераздирающий крик роженицы нарушил осеннюю ночную тишину. В ее семье появился девятый поздний ребенок.

       Намного позже я спросил маму: “Почему ты всегда празднуешь мой день рождения 18 сентября, ведь в моем свидетельстве о рождении написано – 19 сентября?” “Я лучше знаю, когда я тебя родила...” – ответила мама с улыбкой - ”...просто в эту ночь, все врачи были пьяные и тебя записали на второй день.”


Моя мама Ефросиния (1928 год)

       “Все бегут, бегут, бегут...” - как поет Валерий Леонтьев... Все бегут наши дни, пока моторчик не остановит тебя и не положит на больничную койку. Там заставит тебя оглядеться, подумать, философски поразмыслить над смыслом жизни, проанализировать свои поступки по отношению к людям. Поступки людей по отношению к тебе. Прав ли ты во всем? Правильно ли ты творишь и творчество ли это? Принесет ли пользу твоим коллегам то, чему ты их учишь?.. С чего все началось? Любовь к музыке, актерству, театру, кино?

Детство

       Моя мама, Ефросиния Федоровна, родом из села Суручены (12 км от Кишинева), в молодости пела в церкви. У нее было, приятного тембра, лирическое сопрано. Позже она пела нам колыбельные и русские народные песни.

       Моя настоящая бабушка умерла, когда маме было 5 лет. А бабкина сестра, Евдокия, не имела детей, да и не любила их, поэтому не хотела воспитывать маму и отдала ее в детский дом, раньше он назывался «Екатерининский приют». Там ее научили читать и писать, вышивать, готовить вкусные блюда, и песни петь. В свои 83 года она рассказала мне наизусть почти всю поэму Пушкина «Евгений Онегин». Я был поражен…


Мне 6 лет (1955 год)

       Когда мне было 3-4 года мама работала курьером в университете и брала меня с собой. Я был младший в семье, девятый и поэтому она не отпускала меня от себя ни на шаг. Наверно, потому что до моего рождения в голодный 1947 год, наша семья потеряла троих детей: Колю, Митю и Тамару. Я тоже родился хилый, почти не жилец, необходимо было срочное переливание крови. Мама дала свою кровь и благодаря ей я выжил. Она ведь у нас была дважды “Мать - Героиня” – за шестерых и за меня - девятого. Так вот, в университете, когда я уставал бегать за мамой-курьером, засыпал на лестницах.


Медаль моей мамы - "Мать Героиня"
(Фотограф: Людмила Кучера)

       Бывало, ректор находил меня, брал на руки и укладывал в своем кабинете на большом кожаном диване.

       Но университетская суета мне быстро надоедала, и отец брал с собой на виноградники. Папа был у нас отменным виноградарем, виноделом и садоводом. Хотя, в принципе, он был почти городским человеком, потому что дом в котором родился отец и все его девять детей, т.е. мы – построил мой дед, Григорий, в 1901 году на краю города Кишинева. В этом же году родился мой отец - Василий Григорьевич. Этот старый дом пережил трудности двух больших войн и радости рождения детей. В этом старом доме в 1970 году родилась, и моя первая дочь - Чезара. Четырехлетним ребенком ходил я с отцом на работу, но только на природу. Правда очень трудно было вставать в 5 часов утра, чтобы идти с ним в так называемую «контору» на распределении работ по уборке винограда. Но папа цеплял мне на грудь свои боевые медали, и я гордо, выпячивая маленькую грудку вперед, с серьезным видом появлялся перед виноградарями совхоза. Все мужики весело мне подмигивали, некоторые пожимали мне руку, а другие даже по-военному отдавали честь.

       Получив задания, мужики звеньями расходились по рядам виноградника.

       Ну а папа стелил мне фуфайку под кустом виноградника и говорил: «Ложись и спи. Когда проснешься, пойдешь по этому ряду и найдешь меня», и махнув сильной рукой вдоль бесконечно длинного «коридору» виноградника, уходил с корзиной собирать виноград.

       Часов в 11 утра солнце больше припекало, я просыпался от шаловливых лучей и настойчивого жужжания пчел, которые в поте лица собирая нектар со сладких ягод, будто говорили мне: “Просыпайся, вставай, ленивец, ты мешаешь нам работать!”

       Отмахиваясь от них, я вставал, брал в руку тяжелую фуфайку и, таская ее за собой, шел по указанному мне ряду. Шел я долго, а мужики направляли меня: “Иди, иди, твой папа дальше”, и я шел по вспаханному ряду иногда останавливался, рвал спелые, сладкие виноградинки, забивал себе ими рот и шел дальше под палящем солнцем пока не доходил почти до Яловен (поселок под Кишиневом).

       Дойдя до места, отец сажал меня на фуфайку в тенечек, отламывал кусок домашнего хлеба, отрезал ножичком большую гроздь крупного белого винограда сорта “Алеппо” и давал мне. Держа все это в маленьких ручонках, я со смаком откусывал то домашний хлеб, то губами отрывал ягоду с виноградной грозди. Это и был обед для меня.

       Когда папа должен был по графику охранять виноградник, с маминого разрешения, я тоже оставался с ним. Я очень любил, сидя в шалаше из виноградной лозы, смотреть на луну, на звездное небо и мне казалось, что шалаш поднимается над землей, и я лечу среди звезд касаясь их. Аромат сухих, ржавых виноградных листьев пьянил меня, и я мирно засыпал. Такой же аромат исходил и от папиных натруженных рук, когда он стриг меня. Но мне почему-то казалось, что эти сильные руки чересчур колючие.

       Оставаясь дома с мамой, иногда мне снились страшные сны, и я перебирался в мамину постель и прижимался к ее теплой груди. Она успокаивала меня, поглаживая по голове, и я, зажмурив глаза видел, как тысяча разноцветных звезд летят мне на встречу, подхватывая меня, уносят с собой в неизвестную даль.

       Пришло время, когда мои родители решили найти другую работу, возле дома, чтобы больше времени уделять мне, младшему в семье. И они устроились на фильмобазе, которая обслуживала пограничные войска. Отец устроился охранником, а мать - техническим работником т.е. уборщицей и заодно подносила фильмоноски в монтажный цех женщинам, которые занимались перемоткой пленки и устранением их дефектов. Они с гордостью называли себя “монтажницами”, хотя это было не так. Кто такие монтажницы фильмов я узнал много лет спустя, когда работал режиссером на киностудии “Молдова-Филм”. И даже сам монтировал свои фильмы, но об этом позже…

       Так вот фильмоноски эти, представляли собой круглые металлические банки, с крышкой в которых вмещались по 6-7 коробок с широкой 35-миллиметровой пленкой. Каждая полная фильмоноска весила 40 кг. На этой работе мама и надорвала себе руки.

       Но для нее было важно...(продолжение следует)


Автобиографическая книга: Исповедь (АНОНС - отрывки из книги) все продолжения в одном месте.